Непереходящее «Красное знамя» 

Фабрика «Красное знамя» на Петроградской стороне, куда входят три производственных здания общей площадью более 40 тыс. кв. метров и силовая подстанция, построенная в начале XX века по проекту немецкого архитектора Эриха Мендельсона, с 2006 года принадлежит бизнесмену Игорю Бурдинскому. В 2012 году в СМИ ходили слухи, что здание продадут за долги предпринимателя. Однако на сегодняшний день господин Бурдинский до сих пор остается собственником «непереходящего» «Красного знамени» — так он сам в шутку называет свои владения. С ним-то и побеседовала «Карповка» о проблемах, с которыми сталкивается владелец памятника архитектуры, и о том, как будет в ближайшем будущем развиваться фабрика.

Начнем издалека. Как вы решили приобрести «Красное знамя», и в каком состоянии вы его получили?

— Это был 2006 год. Хотел бы отшутиться, что история настолько давнишняя, что теперь уже забываю детали, почему я это сделал. Могу сказать, что я ни о чем не жалею, несмотря на то что это приобретение определенно изменило вектор моей жизни.

Я случайно увидел красивое здание-корабль Мендельсона, заинтересовался им. Одно оно не продавалось, вернее продавалось, но очень дорого, поэтому пришлось купить всю фабрику целиком, со всеми ее проблемами, существовавшими на тот период. Позже наслоились и другие. Пока разбирались с разными проблемами — юридическими и прочими, параллельно создавалась новая концепция фабрики. Я пригласил для этого двух хороших архитекторов.

Пока думали-рядили, какой бизнес строить, нагрянул кризис. Сейчас бизнес-концепция немножко изменилась: в том плане, что я приобрел реставрационную компанию (ООО «Коринф», сейчас реставрационная мастерская работает на территории «Красного знамени» — прим. ред.). В принципе, это хорошо, когда внутри одного памятника еще и собственная реставрационная история. Наберемся опыта, будем и сами кое-что у себя на фабрике реставрировать.

Какие проблемы вам достались вместе с фабрикой, и что удалось решить?

— Все проблемы, которые существовали до этого у предыдущего собственника, стали моими. Во-первых, я купил не землю, а корпуса, землю выкупал уже позже у города. Во-вторых, у соседей, как всегда, были территориальные притязания, но годы судов расставили все по своим местам.

Были ли сложности с тем, что здание фабрики является памятником архитектуры?

— В этом у нас нет противоречий. С комитетом по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры я тесно сотрудничаю, если не сказать больше. У меня, прежде всего, есть понимание, что все это надо сохранять. Мы готовы сохранять здания и просто перепрофилировать их под свои нужды. Зачем разламывать уже сооруженное, ремонтопригодное здание площадью 30–33 тыс. кв. метров, чтобы на этом месте построить не 30, а 50 тыс. кв. метров жилья? Не вижу в этом смысла — это точно не формат наших интересов.

У вас две концепции. Кто их создавал, и к какой из них вы склоняетесь?

— Первый архитектор — немец Крамм. Поскольку у нас гильдия немецкая, обратился первым делом к немцам. Для них это было, конечно, удивительно и непонятно, что в частных руках находится памятник европейского масштаба, если не сказать мирового. Потом они адаптировались к этой ситуации, начали сотрудничать. Сотрудничество продолжается до сих пор. Смотрите, если взять изначальный проект Мендельсона, мы видим, что немецкий архитектор все равно скатился к той же модели. У нас отель, получается, имеет ту же конфигурацию, что и здание, которое запроектировал в свое время Мендельсон. А здесь что в принципе менять?!

Вторую концепцию сделал Дэвид Чопперфильд — у него свое немецкое бюро. В принципе, концепции не сильно отличаются друг от друга — по функциям они однотипны. Я бы на самом деле из этих двух концепций сложил одну, потому что мне нравится что-то и в немецкой архитектуре, а нечто функциональное нравится у Дэвида Чопперфильда. Не исключаю, что мы и третью закажем.

Первоначальная концепция Эриха Мендельсона

Концепция немецкого архитектора Крамма

Территория фабрики глазами Дэвида Чопперфильда

Территория фабрики глазами Дэвида Чопперфильда

Какие конкретно объекты вы видите в рамках будущей концепции? Что там будет?

— Если говорить о территории, которая прилегает к подстанции — так называемому кораблю Мендельсона, — там мы планируем сделать отель. Если все сложится, мы доделаем его к чемпионату мира по футболу 2018 года. Я бы хотел сделать, конечно, экоотель. Саму ТЭЦ мы планируем отдать под многофункциональный культурный комплекс, потому что и сами помещения, и их высота позволяют по-разному их использовать с точки зрения культуры. Это примерно один гектар земли.

Что касается основной территории, которую занимает производственный комплекс, — там мы планируем создать реставрационный бизнес: на двух этажах будут размещены открытые мастерские, где заказчик или любой желающий сможет посмотреть на производственный процесс. В идеале на других этажах видятся арендаторы из смежного бизнеса: дизайн-студии, студии проектирования и разработки. Нам хочется, чтобы один заказчик мог прийти в одно место и получить здесь весь комплексный набор услуг.

Ну, и рядом на свободной территории хотим построить жилье, сдающееся в найм. Поскольку все инвестиции получаются «некороткими», то и найти достойных партнеров-инвесторов достаточно сложно. Русский бизнес привык к быстрой окупаемости — за два-три года. Желательно даже за один год и на 100%. Но мы рассчитываем все-таки на долгие деньги и на партнеров, которые разделяют мою концепцию.

Какой объем инвестиций необходим?

— Я рассчитывал еще в 2008–2009 годах. Мне бы для реализации этого проекта больше 200 млн долларов не потребовалось.

А есть уже какие-то инвесторы, которые присматриваются к вашему проекту?

— Есть инвесторы, не буду сейчас их озвучивать, это было бы неправильно, есть фонды. Знаете, городской территории ведь осталось немного, вся она в основном освоена, историческая среда уже уничтожена. По-настоящему сбалансированных объектов городского назначения осталось немного. Мы одни из них.

Вы не раз упоминали о вашей тесной связи с немцами. Есть ли среди инвесторов зарубежные, в том числе и немецкие?

— Что касается немцев, они следят за тем, как у нас здесь все развивается. Я им пытаюсь доказать: вам только кажется, что нет развития, у нас идет экспансия «внутрь себя». То, что ничего не происходит, это хорошо — мы не сделали никаких ошибок, у нас все продумано. Сейчас немцы аккуратно следят за изменениями на фабрике. Не знаю, что будет впоследствии, в связи с событиями, связанными с Крымом... Надеюсь, это не коснется культурной составляющей. Культура и спорт должны быть вне политики, правильно?

Вы говорите, что развитие идет медленно и «внутрь». Что поменялось изнутри?

— Мы сами менялись, наше представление о бизнесе как таковом. За эти годы мы прежде всего не дали потенциальным застройщикам вокруг этой территории спланировать, построить что-то чудовищное, то, что обычно строят из стекла и бетона в последнее время. Не хочу себе заслугу приписывать, но так и есть — пока я собственник этой территории, она не пойдет под массовую застройку. Как среда она не уничтожена.

Есть ли уже какие-то конкретные сроки, когда могут быть реализованы эти концепции развития «Красного знамени»? 

— Если я скажу, что в этой жизни, вас устроит этот ответ?

Давайте хотя бы в формате десятилетий.

— Ну, на десятилетия растягивать такое удовольствие мне бы не хотелось. Когда я говорю «при этой жизни», я подразумеваю при своей — чтобы потом еще наслаждаться всем этим хоть какое-то время (смеется). Так получилось, что это главный проект в моей жизни, конечно, хочется закончить его поскорее, чтобы сказать, что я все, что хотел, сделал. Я думаю, при наличии инвестиций, это пятилетний цикл. Пяти лет будет достаточно для реализации. Мне в это время будет 55 лет, смогу заслуженно уйти на отдых.