Овсянниковский сад и судьба Овсянникова в свете судебной реформы 

В том же году царь-освободитель подписал указ Правительствующему Сенату «Об учреждении судебных установлений и о судебных уставах», положивший начало судебной реформе и заложивший основу современной системы правосудия.

Открывшаяся в Президентской библиотеке выставка «Утвердить в России суд скорый, правый и равный для всех», посвященная 150-летию судебной реформы, неожиданным образом связала эти события, если вспомнить судьбу «короля» хлебной биржи и акт «суда скорого» и унизительного, который был учинен также 150 лет назад в Овсянниковском саду.

Этот позорный акт — не что иное, как гражданская казнь Николая Гавриловича Чернышевского. В только что открытом саду был сооружен специальный помост для совершения обряда казни. Впрочем, дадим слово свидетелям. В журнале «Русское богатство», который редактировал Владимир Короленко, в свое время была опубликована заметка очевидца М. П. Сажина. «Здесь, на середине площади, — писал М. П. Сажин. — стоял эшафот — четырехугольный помост высотою аршина полтора-два от земли, выкрашенный черною краскою. На помосте высился черный столб, и на нем, на высоте приблизительно одной сажени, висела железная цепь. На каждом конце цепи находилось кольцо, настолько большое, что через него свободно могла пройти рука человека, одетого в пальто. Середина этой цепи была надета на крюк, вбитый в столб. Две-три сажени отступя от помоста, стояли в две или три шеренги солдаты с ружьями, образуя сплошное каре с широким выходом против лицевой стороны эшафота. Затем, отступя еще пятнадцать-двадцать сажен от солдат, стояли конные жандармы, довольно редко, а в промежутке между ними и несколько назад — городовые. Непосредственно за городовыми расположилась публика ряда в четыре-пять, по преимуществу интеллигентная».

Этот фрагмент вошел в публицистику Короленко и включен в собрания сочинений писателя. Известно также, что за казнью наблюдали писатель-этнограф Сергей Максимов, педагог Алексей Моригеровский, этнограф-народник Павел Якушкин, оставившие свои воспоминания.

Что было дальше? Палач сорвал с Чернышевского фуражку и надел ему на шею деревянную доску с надписью «Государственный преступник». Затем началось чтение приговора, после которого палач взял Николая Гавриловича за плечо, подвел к столбу и просунул его руки в кольцо цепи. В таком положении Чернышевский простоял около четверти часа. Потом «государственного преступника», освобожденного от кольца, поставили в центре помоста, сорвали с него шапку и над головой переломили шпагу, обломки которой бросили в разные стороны. Обряд гражданской казни был завершен, Чернышевского под руки увели с эшафота. Когда писателя увозили с места гражданской казни, в него полетели букеты цветов.

Какая тут связь с судебной реформой и выставкой в Президентской библиотеке, на которой представлены уникальные архивные документы и книжные издания юридического толка? А такая, что казнь Чернышевского, всколыхнувшая общественность, произошла в мае 1864 года, за полгода до царского указа.

Но в том, что столь унизительная процедура прошла именно в Овсянниковском саду, есть закономерность. Создатель его был человеком грубым и жестоким. Ширмой для его истинного лица служила благотворительная деятельность, которой он занимался с 1840-х годов, за что неоднократно получал награды. В 1856 году, после Крымской войны, в Петербурге была учреждена Военная богадельня для одиноких ветеранов войны. Овсянников взял ее под свое покровительство и через три месяца она была переименована в Инвалидный дом имени С. Т. Овсянникова. Купец 1-й гильдии в награду за богоугодное дело получил чин статского советника, что по Табели о рангах соответствовало армейскому полковнику. Это повышало его статус, а статус способствовал увеличению капитала.

На свои деньги Овсянников не только разбил сад, но и построил в Рождественском полицейскую часть.

Степан Овсянников был «королем» хлебной биржи, торговать на Овсянниковской пристани могли только те, кто был к нему учтив, а неугодившие могли получить «красного петуха» в свой амбар. Все полицейские чины в округе были скуплены им на корню. За ним числилось 15 уголовных дел, но в худшем случае он был только «оставляем в подозрении». Поэтому, когда 2 апреля 1875 года сгорела самая крупная паровая мельница на Обводном канале, находившаяся у Измайловского проспекта, потомственный почетный гражданин Овсянников чувствовал себя абсолютно спокойно.

Внезапный обыск, проведенный у него, выявил массу документов и расписок — отчетов о взятках казначеям, интендантам, писарям и разного рода чиновникам на сумму 41 тыс. 460 рублей 26 копеек. У юриста Анатолия Кони, обладавшего прекрасным литературным языком, довольно подробно описано «овсянниковское дело». Здесь уместно вспомнить только то, что при обыске и аресте вел он себя нагло, будучи уверенным, что все снова сойдет ему с рук. Не вышло. Причина тому — реальное воплощение в жизнь судебной реформы 1864-го.

На суде присяжных была доказана вина Овсянникова в поджоге мельницы, который был выгоден ему, имевшему серьезного конкурента в лице купца Василия Александровича Кокорева.

Овсянников и его подельники-подчиненные были отправлены в Сибирь на каторгу. Правда, вместо положенных девяти лет Овсянников, лишенный всех почетных званий, пробыл на каторге пять, причем в привилегированном положении, тратя нажитые миллионы на собственное обустройство и подкуп должностных лиц.

В мае 1881-го вступивший на российский престол Александр III внял назойливым мольбам 80-летнего купца, разрешив ему вернуться в европейскую часть России, за исключением Москвы и Петербурга. Степан Овсянников поселился в Царском Селе, которое формально считалось самостоятельным городом.

Доброе имя Овсянникову, однако, вернуть не удалось. В «Дневнике писателя» Федор Достоевский назвал его «развратным мужиком». Кстати, на выставке есть экспонат, связанный с великим писателем. Это билет для входа в зал заседаний Петербургского окружного суда на разбор дела Веры Засулич, который был выдан Федору Михайловичу как представителю печати. Напомню только, что Вера Засулич, стрелявшая в градоначальника Федора Трепова, было оправдана, благодаря все тому же Анатолию Кони. Правда, это уже совсем другая история.

Овсянниковский сад в послевоенное время был переименован в сад Чернышевского. Произведения Николая Гавриловича проходили в советской школе, а таких, как Овсянников, всячески порицали. Применительно к данному субъекту — абсолютно по праву. Но вот новое название не привилось. Окрестные жители продолжали называть сад по имени недостойного «развратного мужика». Он и сейчас официально именуется Овсянниковским.