«Золотой век», или История рока в Петербурге, часть II 

«Карповка» продолжает прогулку по культовым местам Петербурга-Ленинграда, связанным с историей русского рока. В этот раз мы рассказываем, почему «Сайгон», как магнитом, притягивал ленинградскую богему от Бродского до Гребенщикова, пытаемся понять, зачем БГ был нужен диван на крыше и где впервые записали свои песни Кинчев и Цой.

Истории из прошлого рассказывает автор «Рок-энциклопедии», писатель и журналист Андрей Бурлака.

«Узел связи» на кофейной тяге

Одним из самых популярных тусовочных мест в 1970—1980-х годах, вне всякого сомнения, было кафе «Сайгон». Сейчас это название кажется чуть ли не священным, но тогда, 30–40 лет назад, все было иначе. В доме на Невском проспекте, 49, располагалась вполне цивилизованная гостиница «Москва», укомплектованная столь же приличным рестораном. Еще при гостинице была маленькая кафешка, без столиков и бархатных диванов, зато с отличным кофе. «Стоячее» заведение не имело названия в принципе. Однако именно это тесное «лобби», как его назвали бы сейчас, и стало местом притяжения культурной элиты того времени.

«„Сайгон“ открылся в 1964 году. Первыми его облюбовали писатели и художники. Здесь бывали Бродский, Довлатов, Смоктуновский, художник Шемякин и „Митек“ Шинкарев. А с 70-х — еще и толпы „мутных хиппи“, музыкантов и прочей праздно шатающейся гениальной молодежи», — рассказывает Бурлака.

Но никакой особой тайны в притягательности общепита на Невском, 49, не было. Продюсер уверен, что причина «сайгоновского магнетизма» была крайне проста: это было «чрезвычайно удобное тусовочное место в эпоху, когда со связью было туго».

«Это была обычная кафешка. Просто она располагалась очень удобно: центр города, рядом — несколько станций метро. Тогда у многих не было даже домашних телефонов. А в „Сайгоне“ всегда можно было передать и получить информацию. Потому что ты приходишь — и всегда встретишь кого-то знакомого, — продолжает Андрей Бурлака. — У нас с Серегой Курехиным был даже разработан специальный маршрут — как идти так оптимально, чтобы можно было и все букинистические посетить, и где-то выпить кофе, и заскочить по пути в „Сайгон“, узнать новости. Курехин в „Сайгоне“ с вечера наменивал всеми правдами и неправдами „двушечек“ — тогда звонок [в таксофоне] стоил две копейки. С утра он с этими „двушками“ выходил к автомату — а жил он на краю света, по дороге на Красное Село, — и начинал всех обзванивать, составляя свой сложный график передвижений на день».

По словам Бурлаки, в «Сайгоне» варили отменный кофе: «Очевидно, работники давно поняли: раз публика приходит сюда на кофе, то надо на кофе и зарабатывать». В этих двух мелочах — идеальном расположении и хорошем недорогом кофе — и заключалась вся магия стоячего кафе «Сайгон». Однако на этой благодатной почве расцвел целый «ботанический сад» рок-музыкальной субкультуры.

Впрочем, «Сайгон» не был уникален. Писатель рассказывает о его своеобразном менее известном «клоне»: "Было еще одно такое культовое место — кафе «У Доры». Находилось оно на углу Загородного проспекта и Бронницкой. На том огрызочке, где располагался кафетерий, до сих пор существует кондитерский магазин. Но туда ходила несколько иная публика — студенческая, молодежная. Рядом располагались Военмех и Технологический институт — «кузницы кадров» русского рок-н-ролла. И там не было гопоты, как в «Сайгоне». А кофе там варила сама хозяйка — ее действительно звали Дора. Это была пожилая еврейка, и кофе у нее зачастую получался лучше, чем в «Сайгоне»".

По словам журналиста, «Сайгон» начал «хиреть» в период расцвета Ленинградского рок-клуба. Тогда кафе наводнила «непонятная» публика — подростки «на понтах», поджидавшие «Боба» (Бориса Гребенщикова), «друзья друзей музыкантов» и просто случайные люди. Так что закрытие культового места в 1989 году сайгоновский «костяк» не слишком опечалило.

Рок-клуб: творчество или КГБ

Вопреки распространенному мнению, Андрей Бурлака уверен — Ленинградский рок-клуб вовсе не был организован «шпионами КГБ». Просто музыканты попали в «нужную струю». В начале восьмидесятых власти решили хоть как-то обуздать бесконечный энтузиазм творческой молодежи. И тогда для «неформатных» художников было создано ТЭИИ — Товарищество экспериментального изобразительного искусства, для писателей — «Клуб-81», а для музыкантов — Ленинградский рок-клуб.

Учреждение возникло на подготовленной почве ЛМДСТ — Ленинградского межсоюзного дома самодеятельного творчества, базировавшегося в том самом здании на Рубинштейна, 13. Однако попытки прибрать рок-группы к рукам начались еще с шестидесятых. Музыкантов курировали «специально избранные» методисты: "Как правило, это были прожженные люди со связями в администрации. Музыкантов как-то оформляли, а выделенные на них деньги делились на восемь. Группы получали копейки, остальное уходило куратору. Зарабатывали на этом очень неплохо, ведь разрешение нужно было получать на каждое выступление, даже в школе. Потом некоторые из этих кураторов сели в тюрьму, некоторые уехали за границу".

Но в 80-х музыкантов-бунтарей все же собрали в одном месте. И КГБ узнал о рождении рок-клуба только через полгода, уверен Андрей Бурлака.

«Слухи о всеведении КГБ сильно преувеличены. Так получилось, что осенью 1980 года совпали две вещи: в МДСТ пришла новая, энергичная директриса, и группа „Аргонавты“ явилась получать разрешение на выступление в честь 15-летия. И она им предложила: „Так, может, вы будете собираться у нас регулярно? Попробуем организовать какой-нибудь клуб...“ Не знаю, было ли указание сверху, но инициатива исходила от нее», — говорит Андрей Бурлака.

Так, в 1981 году на Рубинштейна, 13, появился Ленинградский рок-клуб.

«По сути, это был кружок „Умелые руки“: у нас не было ни счета, ни аппаратуры, ничего. Раз в неделю мы собирались советом клуба, решали „производственные вопросы“. И один-три раза в месяц нам давали тот самый „Зал Народного театра“, где и проходили все легендарные концерты рок-клуба до 1986 года».

Клуб просуществовал до 1991 года и объединил 90 сильнейших российских рок-групп: от «Кино», «Алисы» и «Аквариума» до «НОМ» и «Бригадного подряда».

«Ленплодоовощ» и храм Гребенщикова

Летом 1972 года Борис Гребенщиков основал «Аквариум». Незадолго до этого он поступил на самый модный факультет ЛГУ — факультет прикладной математики — процессов управления (ПМ-ПУ). На тот момент студенты ПМ-ПУ обитали в центре города на улице Смольного, 3. Там, в каморке за актовым залом, родилась идея создания популярнейшей российской рок-группы и были написаны и отрепетированы первые песни «Аквариума».

Сейчас факультет ПМ-ПУ находится в Петергофе, а в здании на улице Смольного, 3, располагаются офисы агентства по пчеловодству, ассоциация «Ленплодоовощ» и еще нескольких десятков самых разных организаций.

Рассказывая о Гребенщикове и «Аквариуме», нельзя не упомянуть и знаменитую мансарду на улице Софьи Перовской, 5. БГ жил там, в комнатке под самой крышей, в 1981—1988 годах. В это время вторая жена солиста «Аквариума» Людмила Шурыгина трудилась уборщицей в элитной школе № 222 — «Петришуле». Как сотруднику учреждения, ей и обеспечили комнату в коммуналке.

В восьмидесятых «Аквариум» был уже известен на всю страну, и с переездом «Боба» в мансарду на улице Софьи Перовской двор, парадное и крышу дома № 5 заполонили его друзья и поклонники. Жилье оказалось особенное: из кухни можно было выйти прямиком на крышу, что БГ с друзьями и практиковали регулярно. На крыше стоял диван, толпы музыкантов без остановки играли на гитарах и «гоняли чаи».

На стенах парадного по-прежнему сохранились фанатские надписи: «Снимите шляпу, здесь храм Гребенщикова!», «Боб, ты нас создал!» и прочие. В 1991 году улица Софьи Перовской была переименована в Малую Конюшенную.

Сладкое слово — «Камчатка»

Если уж говорить о культовых рок-местах Петербурга, известных всем любителям русского рока, то не упомянуть о «Камчатке» просто нельзя. «Камчатка» считается практически «храмом» Виктора Цоя, между тем в известной котельной работали и другие рок-звезды. Обыкновенными кочегарами.

В восьмидесятых годах дом 15 на улице Блохина, недалеко от станции метро «Спортивная», отапливался углем. Кто-то должен был подбрасывать топливо в печку, а в перерывах можно было спокойно сидеть в крошечной подсобке, играть на гитаре и сочинять хорошие песни. Вопреки распространенному мнению, Цой не был первым кочегаром «Камчатки». Это благословенное место отыскал в 1986 году Сергей Фирсов, нынешний директор клуба «Камчатка», первый продюсер Гребенщикова, Янки и Летова. Фирсов и Цой устроились в котельную одновременно, в том же 1986-м. В разное время уголь в котельной кидали Александр Башлачев, Святослав Задерий, Андрей Машнин (лидер «Машнин-бэнд») и многие другие.

В наше время дом 15 на Блохина уже не отапливают углем, а в знаменитом подвале давно работает клуб-музей «Кино», Башлачева и других музыкальных кочегаров. Несмотря на всероссийскую известность «Камчатки», группы там выступают почти исключительно малоизвестные. Ольга, сотрудница клуба, объясняет это просто: «Если к нам придет выступать „Алиса“, куда поместятся все люди? Места в клубе мало, поэтому и группы выступают с соответствующей аудиторией».

Несмотря на свою популярность, «Камчатка» сыграла в истории ленинградского рока гораздо меньшую роль, чем никому не известный пионерский кружок, обитавший в доме на Панфилова, 23. Сейчас тут располагается центр детского (юношеского) технического творчества «Охта». В восьмидесятых это учреждение именовалось Домом пионеров Красногвардейского района.

Именно там основал свой кружок звукозаписи Андрей Тропилло — музыкант, издатель и продюсер, основатель лейбла «АнТроп». В своем «школьном кружке» Тропилло разместил списанную с «Мелодии» аппаратуру и начал записывать «юные голоса пионеров». Среди музыкальных «пионеров» были и Гребенщиков, и Цой, и Макаревич. Именно здесь, в кружке Тропилло, были записаны первые альбомы «Алисы», «Зоопарка», «Аквариума», «Кино» и «Машины времени».

См. также:
«Ансамбль 15-го цеха»: краткая история рока в Петербурге, часть I
Агрессивные девяностые: история рока в Петербурге, часть III