«Чеченской инициативы не было» — член топонимической комиссии о том, как все устроено 

28 июня четыре члена топонимической комиссии, голосовавшие против присвоения мосту через Дудергофский канал имени Ахмата Кадырова, вышли из ее состава. Комиссию покинули историк и краевед Александр Марголис, краеведы Сергей Басов, Алексей Владимирович и Андрей Рыжков. Помешать наименованию моста не смогли и 100 тысяч подписей горожан, высказавшихся против. О том, как вообще называют улицы в городе, как на это могут повлиять петербуржцы и какие еще названия принимались под давлением свыше, «Карповка» узнала у члена топонимической комиссии, журналиста и краеведа Алексея Ерофеева.

— Вы тоже голосовали против моста. Выходите из комиссии?

— Нет, мы с Павлом Скрелиным, зампредседателя комиссии, решили остаться. Мы по-разному немножко смотрим на вопрос. То, что произошло, это, конечно, приличным словом не назвать. Это нарушает все принципы комиссии, которые мы закладывали еще в XX веке. Среди этих принципов — возможность возвращения только исторических наименований и увековечивание памяти только тех людей, кто, так или иначе, связан с городом. В случае с мостом не было процесса согласований ни с районом, ни с жителями. Более того, мы знаем, что муниципалы проводили опрос граждан о названии моста, но ни к чьему мнению не прислушались. Было определенное, ну, как сказать, давление. Люди подведомственные власти им просто посоветовали проголосовать за такое название. А человек подчиненный, естественно, не так свободен, как любой другой. Поэтому удалось протащить это решение. Но я не хочу его политизировать. Речь идет только о непричастности Кадырова к городу.

Называть улицу или проезд именами таких людей нецелесообразно. Другой вопрос, когда речь идет о культурных центрах или библиотеках. У нас же есть школа Жака Ива Кусто с углубленным изучением географии. Школа, в которой изучают хинди, носит имя Рабиндраната Тагора. Конечно, были исключения, естественно, по идеологическим каким-то причинам. В советское время улицы в Ленинграде действительно иногда называли в честь деятелей коммунистического движения.

— Повсеместно. И среди этих имен на карте можно увидеть несколько весьма спорных.

— Множить ошибки не надо, но и не надо все уничтожать. У нас своих героев, настоящих героев, защитников отечества, и деятелей культуры, достаточно.

— Вы говорили, что отменить решение комиссии уже нельзя?

— По существующим правилам да, нельзя. Это к лучшему, потому что если открыть шлюз, то посыплется ряд предложений от очень политизированных граждан. Одних будет не устраивать Крыленко, Дыбенко и далее по списку. Другие будут недовольны возвращением исторических наименований, связанных с купцами, князьями. Такого быть не должно.

— Тогда в какой форме граждане могут влиять на работу топонимической комиссии?

— Топонимическая комиссия собирается в стенах Института Культурных программ, подведомственного комитету по культуре. Приходят письма от граждан с предложениями, рабочее бюро их рассматривает и формирует повестку заседания комиссии. Заседания проводятся по уставу не менее двух раз в год, потому что вопросов накапливается довольно-таки много. Самый главный вопрос — это, конечно же, присвоение наименований новым проездам. Это самое главное, хотя большую дискуссию, конечно, вызывают резонансные решения по возвращению исторических наименований. Такое решение может быть принято одно, а двадцать будут касаться новых проездов. В случае с последним заседанием на фоне моста Кадырова все забыли про то, что там обсуждался блок, посвященный Василеостровскому району: на намывах там появятся улицы, названные в честь мореплавателей, флотоводцев.

— Почему, по-вашему, названия на карте находят такой сильный эмоциональный отклик? Есть же люди, кто может всю жизнь прожить на одной улице и никогда не узнать, почему она так называется.

— Я не знаю, почему. Может быть, в Петербурге слишком часто обсуждаются темы названий, мы много говорим об истории, вспоминаем советскую историю, дореволюционную. Это вызывает у кого-то бурю протеста. Вот узнает человек что-то негативное о первых революционных годах или о 30-ых и сразу: «Какой Крыленко [Николай Васильевич, революционер]? Нет, это не годится, надо сразу его убрать» и так далее. Другие говорят, мол, «как это убрали имя такого-то деятеля революции? Вы боретесь с советской властью!». И ни тем, ни другим не объяснить, что мы не боремся с названиями советского периода, потому что это тоже определенный период нашей истории. Победили бы белые – у нас были бы улицы Деникина, Колчака, я практически в этом уверен.

Я встречался с очень умными людьми, которые говорят, что на Украине правильно делают, когда занимаются декоммунизацией. А куда мы тогда денем героев Великой Отечественной войны?

— С героями ВОВ все понятно. Что делать с советскими преступниками на карте, тоже оставлять?

— Вы знаете, в 90-ые годы, как бы мы ни хаяли все это, в основу была положена историчность. Мы не трогали ни одного исторического названия, появившегося в советское время, даже Белу Куна. О нем мало кто скажет хорошо, все прекрасно понимают, что за личность. Когда в 1964 году называли его именем улицу, в Ленинграде придумывали названия по странам Варшавского договора, по социалистическим странам Восточной Европы и по алфавиту – Белградская, Будапештская, Бухарестская. Идет улица Фучика, от нее отходит Пражская улица. Фучик — чех, Прага — столица Чехословакии. От Будапештской кто должен отходить? Правильно, какой-нибудь венгр. Почему не нашли другого венгра? Не знаю. Уверен, что в начале 60-ых никто там не разбирался – вот был он и был. Хотя о его жестокости и расправах в Крыму уже наверняка знали и в Кремле, и в Ленгорисполкоме.

— Если есть историческое и советское название, как понять, какое важнее?

— Как бы там ни было, но иногда пристройка лучше самого дома — понятно, что Миллионная улица ценнее, чем улица Халтурина, без относительно личности самого Степана Халтурина. То же самое можно сказать о Кирочной улице. Очень люблю Салтыкова-Щедрина, но Кирочная ценнее, потому что за ней огромная история нашего города. Название тем и интересно, что оно несет память о человеке или периоде, он может быть незначительным купцом, землевладельцем, но оно возвращает нас в то время, когда возникала какая-то жизнь на этой территории.

— Какую историю нам, например, может рассказать Малодетскосельский проспект?

— Это такой парадокс – с одной стороны название корявое, с другой — интересно, как оно сложилось. Московский проспект раньше много как назывался: Обуховский, от Обуховского моста, Царскосельская дорога, Царскосельский проспект, потом Международным, потом проспектом Сталина недолго был, потом Московским. Одна часть называлась Царскосельским проспектом. Это же была дорога на Царское село. Дорога, которая от него отходила, стала называться Малым Царскосельским проспектом. После революции Царское село переименовали в Детское, поэтому проспект стал не Царскосельским, а Детскосельским, а Малый Царскосельский — Малодетскосельским, притом, что Большого Детскосельского не было. Такие нелепости тоже подчас уникальны, и их надо сохранять.

— Эта история ведь тоже с идеологическим налетом. Откуда еще, кроме идеологии, брать названия улицам?

— Вот на Петроградской стороне было 18 улиц, пересекавших Большой проспект, Гарнизонную дорогу. Но в итоге одни стали называться по именам домовладельцев – Бармалеева, Плуталова, Подрезова, Шамшева, а остальные в середине 19 столетия стали называться по городам Петроградской губернии – Лахтинская, Гатчинская, Ропшинская. Но не приживаются такие названия — людям гораздо удобнее было искать 14-ую улицу или 18-ую. Там жил Бармалеев, там жил Плуталов – один, может быть, кабаком владел, другой генералом, к примеру, был. Сейчас так в деревнях часто бывает – на улице, может, какой-нибудь пьяница жил, его там все знали, и фамилия у него какая-то характерная. Зато по ней удобнее ориентироваться.
Где-то можно встретить названия улиц по деревьям: Вязовые, Тисовые, Сосновые.

Но с Вязовой в Петербурге особая история. Одно время, конечно, считалось, что на ней росли вязы. На самом деле была станция Вязовая на Южно-Уральской железной дороге, от которой к предприятиям Белосельских-Белозерских была проложена 35-километровая ветка. Так что Вязовая улица, расположенная на Крестовском острове, который более века принадлежал Белосельским-Белозерским, названа по железнодорожной станции, очень далекой от Петербурга. А вот Липовая аллея в Приморском районе названа по липам. По местным признакам давали названия и по церквям. Как писал еще Мамин-Сибиряк, обязательная в каждом городе была Московская улица и Успенская с Покровской — самые частые церкви. Как сейчас улица Ленина, Карла Маркса и так далее.

Часто даже без идеологических причин местные жители хотели увековечить память кого-нибудь из ярких жителей. В Сибири появились улицы в честь декабристов при Александре Втором! Я был в городе Ялуторовске, Тюменская область, опальная столица декабристов. Они там школу основали, музей, занимались правовыми консультациями крестьян. Когда вышел указ об амнистии и им разрешили вернуться в европейскую часть России, граждане этого города решили назвать улицы в честь декабристов – Оболенского, Пущина, Якушкина. Настолько хорошую память о себе они там оставили. Часто в деревнях и селах называют улицы в честь прославившихся земляков.

— Площадь Собчака тоже под давлением появилась?

— Это история совсем не похожая на историю с мостом Кадырова. Было постановление федеральной власти о наименовании городского объекта именем первого мэра Петербурга. Мы должны были выбрать место — что называть именем Собчака. Искали такое, чтобы было связано с деятельностью политика. Неважно в данном случае, как я к этому отношусь, это было такое решение. Вообще, я убежден в том, что когда речь идет о политиках, нужно выждать определенное время. С политиками так: оценка их деятельности может меняться со сменой политического курса страны.

— В новостях регулярно упоминается, что в регионах появляются билборды и бюсты со Сталиным. Как, по-вашему, сможет Сталин вернуться на карты?

— Знаете, после того, как появилась доска Маннергейму, может появиться все. Когда в течение трех недель появляется мост Ахмата Кадырова и доска Маннергейму накануне 75-летия начала Великой Отечественной войны, то может быть что угодно. Как можно ставить доску Маннергейму, который держал блокаду с севера, и не поставить доску многим великим защитникам Ленинграда?

Возвращаясь к мосту. Самое удивительное, что с чеченской стороны никакой инициативы не было. Я говорил, давайте встретимся, поговорим с инициаторами. Можно было бы сделать культурный чеченский центр имени Ахмата Кадырова — все было бы спокойно. И даже у политических оппонентов моста Кадырова не было бы аргументов тогда. А там, неподалеку от этого моста, в Сосновой Поляне, еще есть Санкт-Петербургский военный институт внутренних войск МВД, на улице Чекистов, с мемориальной доской в честь погибших офицеров в первой чеченской войне. И кто-то из их родственников там наверняка живет, на проспекте Героев. Многое забылось, но раны остаются. Вы знаете, что в Роттердаме до сих пор немцам простить не могут бомбардировку Роттердама? Не только там. Нам в Амстердаме говорили: «Не спрашивайте ничего на немецком языке. — Почему? — Да потому что вас уведут в другую сторону». Отношения у голландцев с немцами нормальные, машин там немецких полно, но вот на каком-то подкорковом уровне у них все равно эта память живет.