«Снос любых исторических зданий
в Петербурге невозможен» 

Исторические постройки должны сохраняться без всякого исключения, а с инвесторами город должен расставаться без сожалений, считает руководитель группы «Экология рядовой архитектуры» Алексей Ярэма. Это человек, который тратит свои силы не только на борьбу с девелоперскими компаниями и чиновниками, но и на разоблачение других градозащитников. Что это: намеренная дискредитация или показатель бескомпромиссности? «Карповка» побеседовала с одним из самых неординарных солдатов старых стен, как поется в песне Юрия Шевчука.

— Один из самых громких скандалов из мира градозащиты — снос дома Рогова. Там дело дошло даже до того, что демонтажная компания «Спрингалд» заявляла о своем намерении подать в суд за неприемлемое, по их мнению, поведение градозащитников.

— ЭРА старается избегать таких ситуаций. «Живой город» и вообще либеральная градозащита приходит пиариться на объект, когда он уже снесен или почти снесен. Так было на Невском, 68, так же было и с домом Рогова. Это был, прежде всего, объект ВООПИиК, состоявший под кураторством Александра Кононова (зампред питерского отделения общества. — Прим. ред.). В 2010 году объединенная градозащита остановила снос этого здания. Была выполнена экспертиза,  затем смонтирована временная кровля, и можно было работать дальше. Лоббировать, продвигать постановку здания на охрану. Это было сделано, а после все поехали отдыхать, и за полтора года, фактически, ничего до конца доведено не было.

Естественно, лето — сезон строительных работ, который никто не хочет упускать, и инвесторы пришли и стали сносить здание явочным порядком. Без разрешительной документации. А все либеральные градозащитники были в отпусках, и они появились на месте действий, уже когда здание было грохнуто. Снос — уверен — был абсолютно незаконен. Он незаконен, прежде всего, потому, что исторические здания в том месте сносить запрещено. А обладал дом Рогова статусом памятника или не обладал, это уже, на мой взгляд, вопрос второй. Оговорка о необратимой аварийности сейчас не действует, поскольку она опротестована прокуратурой как коррупциогенный фактор в законе о границах зон охраны.

Снос дома Рогова на Загородном проспекте, 3

— Мы еще не начали интервью, а вы уже отпустили колкие слова в адрес других градозащитников. Читатель вашего сообщества в «Живом журнале» знает, что между группой «ЭРА» и более известным движением «Живой город» очевидное противостояние. Неужели нельзя объединиться во благо города? Ведь заявленные цели у вас общие — защита исторического наследия.

— Это формально заявляемые цели. А реальные различные. Наша позиция понятна: это защита архитектуры, защита старого города, причем защита бескомпромиссная. За 25 лет мы сформулировали критерии объектов охраны, которые и нуждаются, собственно, в охране. Больше у нас никаких принципов и нет.

У «Живого города» даже концепции нет, не определено, что же они охраняют. Нет концептуального подхода, нет критериев. Мы им такие критерии принесли и подарили, а они ими пренебрегли. У них другие интересы. С их стороны главное — попиариться, соблюсти внутрикорпоративные интересы, как они их понимают. Это интересы низового сообщества и их покровителей — более-менее обличенных властью людей. Помощники губернаторов (координатор «Живого города» Юлия Минутина — советник градоначальника. — Прим. ред.) не бывают независимыми градозащитниками. Это нонсенс.

— Если это так, то для чего это им нужно?

— Они готовят себе посадочные места. Точно так же как «яблочники» перегрызлись за места в законодательном собрании, туда же лез Забирохин из «Живого города». Так они и пытаются, неудачно пока, делить кресла в исполнительной власти. Войти, скажем, в совет по культурному наследию при губернаторе — это серьезный шаг.

— Вы сказали, что имеются принципы, что именно ЭРА защищает. Расскажите о них.

— Базовый принцип — в охране нуждается городская среда в целом, а не ее отдельные элементы. Первый критерий — это историчность, подлинность, затем, безусловно, художественная ценность. Исходя из этого, мы охраняем всю застройку до 1917 года, все дворовые флигели, каретники, служебные постройки на пятых дворах. Мы охраняем сталинский классицизм. И все. Мы не охраняем конструктивизм и здания, построенные после 1960 года. Это архитектурой по своей сущности не является, это голая инженерия, в которой художественная составляющая отсутствует.

— Отчего такая позиция по конструктивизму? Неужели не архитектура даже «Красное знамя» Мендельсона?

— Это тот же послевоенный функциональный стиль, только на сорок лет раньше. Я не считаю это шедевром. Мы считаем неправильной и устаревшей концепцию деления на охраняемые памятники и непамятники, деление памятников на федеральные, местные, выявленные. Также мы считаем несправедливым ранжирование зон охраны по мере удаления от суперцентра.

Завод «Красное знамя» на Пионерской улице, 55

— Как вы считаете, конфликты между вами и вашими оппонентами не заставляют всех думать, что градозащита — это что-то маргинальное или насквозь продажное?

— Наше основное оружие — правда, мы должны доносить до людей истинное положение вещей. Это касается и домов, и политической ситуации в городе. Касается это и информационной войны, которая идет сейчас в градозащитном сообществе. Два или три года назад я говорил, что градозащитное движение в городе поражено коррупцией и нуждается в полном переформатировании. И мы выполнили это переформатирование. Сейчас в городе существует крупная коалиция «Градозащита», в которую входят и градозащитные, и политические организации. Там есть опытные бойцы самых разных направлений.

— Но даже после объявления о создании этой коалиции в информационном поле появлялись в основном лишь сообщения о ее отдельных, самых известных участниках — группе «ЭРА», «Охтинской дуге», но не о действиях коалиции в целом.

— Такие совместные действия были. Первое, на что обратила внимание коалиция, — проекты реновации исторических кварталов на окраинах. Первые акции были посвящены именно этой проблеме, был организован марш на Смольный, был организован сбор подписей и целая программа по оповещению об этом проекте. Отдельным проектом было дело зампредов КГИОПа Разумова и Комлева (по ее итогам, напомним, Алексей Разумов покинул комитет. — Прим. ред.), коррупция в КГИОПе. И против этого велась отдельная коалиционная кампания.

Зампред КГИОПа Алексей Комлев

— Как вы в целом оцениваете эффективность работы вашего фланга градозащитного движения?

— Эффективность нашей работы обуславливается целым рядом факторов, поэтому в арифметическом выражении ее не всегда можно грамотно оценить. С 2008 по 2011 год мы спасли восемь домов. И это в условиях диктатуры. Сейчас власти практически не реагируют на протесты. Система приобрела жесткость. Сейчас работать гораздо сложнее, чем в конце 1980-х — начале 1990-х.

— Вы говорите о восьми спасенных зданиях. А каково было общее число ваших объектов в работе?

— Точное такое количество не сосчитано, тем более что многие из них до сих пор находятся в работе. Но усилия предпринимались где-то по 300 зданиям. Где-то около 80 из них до сих пор находятся в работе. Либо на контроле, либо в активной разработке.

Спасти удалось, например, Таврическую, 45. Это здание было назначено на снос, но мы его отбили посредством альтернативной технической экспертизы. Были спасены семь домов от проекта «Амбасадор-3», строительства гигантского гостиничного комплекса в квартале, ограниченном Садовой улицей, Большой Подьяческой улицей и Вознесенским проспектом.

Но некоторые адреса как бы возвращаются. Например, в 1990 году мы спасли дом на Ждановской улице, 10. Мы предотвратили снос и вышибли оттуда инвестора. Сейчас его снес новый инвестор. Вот точно так же сейчас по кварталу «Амбасадор-3» из семи домов сейчас возвращается Садовая, 63. Его тоже хотят снести и построить вместо исторического здания паркинг. Эта идея, к слову, была с горячностью поддержана лидером «Живого города» Антониной Елисеевой.

Садовая улица, 63

— Как вы считаете, какие адреса в центре сегодня являются самыми проблемными?

— Таких адресов, к сожалению, очень много, трудно будет их даже перечислить. Под очень серьезной угрозой находится фабрика Клейбера на улице Розенштейна, 8–12. В плохом состоянии находится дом Чанжина на Фонтанке, 163. Под прямой угрозой здания в Обухове, на Сортировочной. По центру снести готовятся объекты, включенные в программу строительства паркингов.

— Допустим ли в принципе, по вашему мнению, при определенном стечение обстоятельств снос каких-либо исторических домов?

— Я считаю, что ни в каких обстоятельствах не возможен. Современные технологии, технологии XXI века, позволяют спасти любое здание. Даже Пизанскую башню при желании выпрямить. Можно подвести новый фундамент под здание, если его фундамент сгнил полностью. Можно ликвидировать любые трещины, выправить любые стены. Это вопрос лишь цены проекта. А если речь идет об историческом здании, то есть здании единственном, неповторимом, существующем в единственном экземпляре по авторскому проекту более ста лет, не может идти речи об отсутствии ценности и величине затрат. Есть ценности важнее, чем доллар.