Уничтожение и застройка кладбищ продолжались всегда, для развивающегося мегаполиса этот процесс необратим. Нужно сохранить лишь то, что уцелело, считает краевед, один из авторов книги «Исторические кладбища Петербурга» Юрий Пирютко. Вопрос, жить или нет с видом на кресты, должны решать жильцы, а не власть.
— Сейчас в Петербурге строят ряд жилых домов в непосредственной близости к историческим кладбищам. Так, например, два жилых дома на острове Декабристов строят близ Смоленского кладбища. Как вы считаете, насколько этично возводить дома в непосредственной близости к захоронениям?
— Уже долгое время параллельно существуют взгляды либо уничтожать кладбища, либо строить подальше от них, и решать это вопрос нужно в зависимости от каждой конкретной ситуации. Мне, конечно, кажется, что мертвых надо оставить в покое и не навязываться к ним в соседи.
Я бы лично воздержался покупать квартиру в доме, который стоит на месте бывшего кладбища или рядом с действующим кладбищем. Но поскольку и тот, и другой пути известны человеческой истории, и в том же Петербурге есть модели как того, так и другого, надо прийти к выводу, что если мы видим, что кладбище есть, то покушаться на его уничтожение ни в коем случае нельзя, а все остальное — уже дело вкуса.
— Помимо вопроса строительства вплотную к кладбищенским оградам, существует еще один, более острый, — строительстве на месте утраченных территорий кладбищ. Что делать в такой ситуации?
— Насчет уничтожения кладбищ — особенно возмутительна ситуация с Шуваловским кладбищем, там просто откололи часть территории. Дома строятся, действительно, буквально на костях, кладбище действующее, всем это вполне известно. Это позор. Более старая история, когда в советское время одно предприятие откололо часть Смоленского кладбища. По могилам проложена асфальтовая дорожка, которая ведет к ныне восстанавливаемой Воскресенской церкви (к слову, ее предлагали использовать как подстанцию).
Видимо, городскому начальству надо более принципиально поставить вопрос о нерушимости границ наших существующих кладбищ. А чтобы не строили прямо рядом с кладбищенской оградой, кладбища должны иметь какую-то рекреационную зону, по крайней мере, десяток-другой метров, для того чтобы отделить их территории от застройки.
Шуваловское кладбище
— В последнее время стало больше возмущений строительством на костях. На ваш взгляд, они обоснованные?
— Мне кажется, что здесь присутствуют какие-то неведомые мне посторонние мотивы, не связанные с кладбищами. Больше всего криков, конечно, вокруг Фарфоровского кладбища. Скорее всего, это вопрос тех, кто хочет построить там торговый центр или что-то другое.
То, что кладбище существовало, — реальный исторический факт. Историческое Фарфоровское кладбище — это территория кинотеатра «Спутник», который был построен в незапамятное время, и станции метро «Ломоносовская». Конечно, это грустно, но уничтожение и застройка кладбищ продолжались всегда. Территория первого петербургского кладбища — Сампсониевского, что на Большом Сампсониевском проспекте, была застроена домами еще в XIX веке.
Это неизбежно, так же как и когда на месте одного старого дома появляется другой дом, в старой квартире меняются жильцы. Тут сделать уже ничего невозможно. Другое дело, если мы имеем возможность сохранить уцелевшее.
— Еще дольше тянется эпопея с попытками градозащитников сохранить исторические границы Митрофаниевского кладбища. Что вы о нем скажете?
— Говоря о Митрофаниевском кладбище, Митрофаньевский союз провел колоссальную, очень скрупулезную работу: точно определен и состав погребений, они переписали в архивах все существующие записи, подтвердили тот факт, который был очевидным и несомненным для каждого, — там похоронены сотни тысяч петербуржцев.
Фарфоровское кладбище
Но в течение последних 70 лет кладбище превратилось всем известно во что. Каким-то образом реконструировать и восстановить всю его территорию в 30 или 40 гектаров физически невозможно, а практически бессмысленно.
Также и с подобными предложениями, касающимися подавляющего большинства существующих петербургских кладбищ, — Волковского, Смоленского, Серафимовского. Там постоянно происходят новые погребения на месте старых могил. И у нас вызревает предложение об определении каких-то мемориальных зон внутри действующих кладбищ. Тогда, если тотально идут новые захоронения и какой-то памятник представляет художественно-историческую ценность, его можно будет перенести в эту мемориальную зону.
А Фарфоровское и Митрофаниевское — это дела 70-летней давности, которые для современных людей неактуальны.
— Притом что, как вы говорите, вопрос сохранения Митрофаниевского кладбища неактуален, до сих пор продолжаются споры о его дальнейшей судьбе и поступают разные предложения о возможном использовании этой территории. По вашему мнению, как она должна выглядеть?
— Прежде всего, надо ликвидировать ту помойку, которая там сложилась. Я знаю территорию Митрофаниевского кладбища, по крайней мере, последние 40 лет, и она становится все хуже и хуже. Надо снести все, что там есть, рекультивация осуществима, уже какие-то шаги принимаются. Рафаэль Даянов разработал проект восстановления храма Митрофания Воронежского — его место хорошо известно, фундаменты есть. Территорию вокруг храма, около трех-четырех гектаров, можно сделать мемориальной зоной.
Митрофаньевский союз же настаивает на том, чтобы восстановить исторические границы, и все это 40 гектаров сделать мемориальным парком. Но не строить домов и дорог только потому, что когда-то, 200 лет назад, на этом месте были могилы, нелогично, такого в реальной исторической практике не бывает. Городу нужно расширяться и развиваться. Мы можем говорить сколько угодно прекрасных слов, но жизнь имеет свои закономерности.
— В советское время, даже если кладбища не ликвидировались, через них иногда пробивали улицы. Почему нельзя сейчас проложить через территорию Митрофаниевского кладбища хотя бы необходимый городу Измайловский проспект?
— Необходимость перспективы Измайловского проспекта очевидна каждому жителю Петербурга, стоящему в пробках. Любая дорога — это благо. Мне кажется, что здесь у проектировщиков «Измайловской перспективы» и у защитников нашего города фундаментальная разница в подходе. Проектировщики оперируют реальным городом: они видят, что там помойка и складские помещения, нет ничего, что напоминало бы о месте вечного покоя, и хладнокровно прокладывают дорогу.
Перед нашими же защитниками мысленно встают здесь купола, кресты, могила странника Крайнева, они ощущают, что это было вчера. На самом деле это было 100 и 200 лет назад. В дореволюционной России всегда существовали сроки ухода за могилами. И за могилой должен ухаживать человек, который имеет к ней непосредственное отношение. Сейчас, если могила не посещается, кажется, 25 лет, то можно на этом месте производить новые захоронения, можно считать эту могилу несуществующей. На могилы Митрофаниевского кладбища никто не приходил уже 70 лет, и понятно, что формального бюрократического основания считать, что это кладбище действующее и что дорогу строить нельзя, нет.
Митрофаниевское кладбище
— Около бывшей территории Митрофаниевского кладбища сохранилась часть Громовского старообрядческого кладбища. Сейчас его привели в порядок, и там вновь ведутся захоронения. Как этому некрополю удалось избежать участи своего соседа и как относятся старообрядцы к возможным перспективам развития окружающей их кладбище территории?
— У старообрядческой общины по этому вопросу как раз гибкая позиция. Они не просто встали в глухую оппозицию, а нашли конструктивный выход. По части территории кладбища проходит Митрофаньевское шоссе, но они смирились с сокращением территории, и даже, насколько я знаю, готовы восстановить свою церковь не на историческом фундаменте, а несколько сдвинув в сторону. Но этот мемориальный участок, слава богу, защищен и обеспечен. А уже как будут чувствовать себя те, кто хочет купить квартиру с окнами на могилы старообрядцев, это уже их дело и дело совести девелоперов.
А сохранилось кладбище, как все у нас делается, чисто случайно. Поскольку подход к «Измайловской перспективе» тоже старая история из генерального плана 1935 года, то, наверное, отложили на потом, а потом уже и передний край обороны недалеко был.
— Как вы уже говорили, сейчас готовится предложение об определении мемориальных зон внутри действующих кладбищ, к тому же мне известно, что вы хотели внести еще ряд предложении по изменению существующего законодательства относительно исторических кладбищ. Могли бы подробнее рассказать об этом?
— Долгое время территория кладбищ как таковых, в их исторических границах, не рассматривалась как предмет охраны, а предметом охраны были только отдельные памятники. И понятно, что когда составлялись эти списки, то прежде всего вели учет могил героев Великой Отечественной войны, Советского Союза, революционеров, ветеранов.
Таким образом, у нас на учете несколько сотен памятников на Богословском кладбище, Серафимовском, Шуваловском, Жертв Девятого Января, которые находятся под охраной. Подавляющее количество кладбищ находится в ведении треста ритуальных услуг, где он и обязан соблюдать охранные обязательства по отдельным памятникам. А все остальное окружение охраняемых могил и само место до недавнего времени вообще не учитывалось как памятник.
Первый сдвиг был сделан, когда попало под охрану Смоленское кладбище. Это вполне заслуженно, так как оно является самым старым кладбищем, действующим в Петербурге, — ему исполнилось 275 лет. А так все остальное идет только на счет содержания объектов. Это, конечно, не очень правильно, но новый губернатор занялся этим вопросом вплотную.
У нас есть совет по культурному наследию при губернаторе, для которого мы вместе с Александром Кобаком весной подготовили программу создания новых комиссий по кладбищам и конкретные предложения для обсуждения этим советом. Основной смысл этих предложений заключается в том, что надо рассматривать не только отдельные памятники, но кладбища в целом — как совокупность территорий, памятников, культурно-исторического слоя.
— В городе существуют одиночные захоронения вне кладбищ, такие, например, как могила Константина Победоносцева во дворе больницы Коняшина на Московском проспекте, или ряд захоронений в парке Лесотехнической академии. Было предложение перенести все эти могилы в одно место. Как вы считаете, целесообразно ли это, или лучше не тревожить прах и оставить все как есть?
— Мне кажется это типичным примером насилия над историей. Если человек похоронен на таком месте, если у нас есть возможность сохранить это место в покое, то лучше всего все так и сделать. Неспроста же говорится «вечный покой» — где похоронили человека, там и суждено ему быть.
У нас действительно есть отдельные захоронения. Константин Победоносцев, будучи человеком верующим и посвящавшим себя благотворительности, неслучайно завещал похоронить себя именно там, где был приют, основанный на его личные средства.
Причем такие одинокие, случайные могилы уже часть городской истории, городского фольклора. Например, знаменитая могила Карла и Эмилии. Была легенда, сложившаяся в XIX веке, о двух несчастных любовниках, покончивших с собой из-за того, что родители не разрешали им жениться. На их могиле даже был поставлен крест, и к нему молодые возлюбленные приносили цветы и венки.
Могила Константина Победоносцева
— Давайте немного отойдем от кладбищенской тематики и поговорим о Музее городской скульптуры, в котором вы работаете. Как известно, ему был передан ансамбль Уткиной дачи. Что там происходит, и что там будет после ремонта?
— Музей городской скульптуры официально не так давно стал владельцем этого действительно проблемного объекта. У нас уже создан отдел, и в целом концепция освоения Уткиной дачи уже разработана.
В общих чертах она сводится к тому, что сам усадебный дом, замечательное произведение русского классицизма, слишком мал, чтобы там можно было создать развернутую музейную экспозицию. Поэтому он будет, скорее всего, использован для массовой клубной работы. У нас пока нет клуба друзей музея, хотя мы могли бы проводить там музыкальные салоны, устраивать небольшие камерные выставки, потому что это место овеяно памятью об Алексее Николаевиче Оленине, президенте Академии художеств, он похоронен у нас в некрополе.
Там есть достаточно места, где мы могли бы разместить фонды скульптуры на открытом воздухе, но это касается той стороны деятельности музея, которая занимается городом, — памятниками и мемориальными досками. О переносе на территорию Уткиной дачи того, что мы сейчас храним на территории Александро-Невской лавры, вопроса не стоит. Там никогда никакого кладбища не было и с мемориальной скульптурой она не связана. Мемориальная скульптура как была, так и останется в Александро-Невской лавре, так как музей родился именно на базе кладбища.
— Здание Благовещенской церкви, в котором располагается экспозиция Музея городской скульптуры, сейчас передают РПЦ. Уже известно, куда переедут оттуда экспонаты?
— Этот вопрос остается сложным. Сейчас у нас там хранятся шедевры мемориальной скульптуры работы Ивана Мартоса, Федора Гордеева. Не все они исторически связаны с этим зданием, и здесь главная проблема возвращения монастырю Александро-Невской Благовещенской церкви в том, что делать с памятниками, которые там сохраняются.
Здание это строилось как усыпальница, и хотя надгробие Куракиной работы Мартоса или надгробие Козловского работы Демут-Малиновского изначально там не находились, но в стенах усыпальницы они вполне гармонично и органично выглядят. Куда их переносить? На Уткиной даче их негде разместить.
— Сегодня уже много слов было сказано о наших градозащитниках, многие из которых хотят, чтобы все, что связано с историей, было сохранено без изменений, вне зависимости от целесообразности этого. По вашему мнению, допустимо ли строить новые здания в историческом центре Петербурга?
— Облыжно отрицать вообще возможность строительства в центре, конечно же, нельзя. Что умно и со вкусом сделано — то хорошо. А вокруг Обводного канала действительно много трущоб, развалин, случайных построек, на их месте вполне возможно выстроить что-нибудь новое.
Конечно, возмутительно, когда на Владимирской площади стоит это чудовище, этот торговый центр, который ни в какие ворота не лезет. С другой стороны, с не меньшим пафосом протестовали против стекляшки в начале Казанской улицы, у Казанского собора. Однако мне кажется, что здесь архитектор Рейнберг, наоборот, применил максимум вкуса и такта, увязав вообще несовместимое.
Рядом стоит совершенно чудовищный дом, построенный в начале XX века, с этими маскаронами в стиле модерн, которые никак не согласовываются с шедевром Воронихина, тут же — случайная эклектичная застройка Казанской улицы. Здесь надо было построить дом, чтобы его было заметно как можно меньше. Так и вышло. Зато из него открываются прекрасные виды, чем и пользуются клиенты фитнес-зала, расположенного в нем, и ресторана.
Так что в принципе я не отрицаю возможности строительства в любой части города, но всегда надо для этого иметь ум и вкус.
— Помимо сохранения зданий, не представляющих исторической и художественной ценности, у некоторых активистов градозащитного движения есть такое мнение, что постройки периода советского авангарда — конструктивизм не представляют никакой ценности и беречь их незачем. Что вы скажете на этот счет?
— Насчет нашего конструктивизма мы уже имеем утрату мирового значения — стадион имени Кирова. Он действительно был уникальный по своему конструктивному и образному решениям. Любая нормальная культура гордилась бы таким памятником. Но шельму бог метит — так ничего на этом месте пока и нет, только миллиарды вкладываются.
Стадион имени Кирова
На Обводном канале, за Нарвской заставой, на Выборгской стороне у нас есть прекрасные образцы конструктивизма. И чем они хуже того же модерна, который современники в основном кляли? Они на дух не переносили все эти маскароны, всех этих прекрасных дев с растрепанными волосами, это теперь мы к ним привыкли. Трудно отказать в художественном вкусе тому же Александру Бенуа.
— А какие рядовые, не охраняемые исторические объекты в нашем городе, по вашему мнению, все же имеют ту или иную ценность?
— Петербург на наших глазах потерял одну из своих самых главных достопримечательностей, которая составляла, можно сказать, его бренд, — проходные дворы. Сейчас все они наглухо закрыты. Я только что был в Лионе, там в такие дворы водят экскурсии, но там если можно пройти насквозь 100-метровый участок, это уже достижение.
У нас же в один Толстовский дом экскурсии можно устраивать. Нужно организовать соответствующую инфраструктуру, чтобы гости не мешали жильцам определить какие-то часы открытия этого дома. Эти дворы, созданные Лидвалем, должны принадлежать народу.
Я с удовольствием вспоминаю, как в университетские годы облазил проходные дворы на Петроградской. Это действительно дух Петербурга, который равнодушно растоптали с политической демагогией о несуществующих или давно забытых объектах. Но если за это биться, то можно будет решить и этот вопрос.
