Как только журналисты «Карповки» позвонили Олегу Басилашвили, тот, не дожидаясь вопросов, заговорил о второй сцене Мариинского театра и вступился за Валерия Гергиева. Народный артист удивлен, почему все молчали, когда совершались гораздо большие градостроительные ошибки. Не влиятельные ли чиновники были причиной такому молчанию, размышляет наш собеседник.
— Здесь есть возможность наброситься на человека, который подарил городу такие замечательные залы. Что же касается внешней архитектуры, я просто это здание не видел. Но я не думаю, что оно вот так уж испоганит вид на старое здание Мариинского театра. На фотографиях оно, наоборот, подчеркивает его элегантность и принадлежность к русскому ампиру.
Меня возмущает общее клацанье зубами. Как говорил Маяковский:
Был я весел —
толк веселым есть ли,
если горе наше непролазно?
Нынче
обнажают зубы если,
только чтоб куснуть (у Маяковского — «хватить». — Прим. ред.),
чтоб
лязгнуть.
Вот кусанье и лязганье я и слышу. Ни одного доброго слова. Я уж не говорю об архитекторе Харченко, к которому у меня свой собственный счет. Но и о многих других. Да, на вкус, на цвет товарищей нет. Кому-то, может, нравится. Кому-то не нравится. Но нельзя ни слова благодарности об этом не говорить человеку, который полжизни положил на то, чтобы в театре было еще несколько прекрасных театральных музыкальных помещений. Никто даже об этом не подумал.
А то, что стоит в глубине квартала идеальный, идеальный совершенно, идеальный концертный зал, которому могут позавидовать и Лондон, и Париж, и Нью-Йорк, об этом вообще никто не знает (на улице Писарева, 20. — Прим. ред.). А это сделано при Гергиеве. Вот такие пироги. Поэтому никаких интервью я давать не буду. Понимаете, стыдно.
А вот когда напротив крейсера «Аврора», на том берегу, строится что-то совершенно бездарное, со шпилем, стеклянное здание (видимо, жилой комплекс «Аврора» на Оренбургской, 2. — Прим. ред.), за которое архитектора… я не знаю, что с ним надо сделать. Тут все молчат. И никто не понимает, что такое Петербург. Никто и знать не хочет.
То, что построен этот «Монблан», который портит весь вид, — тоже наплевать всем. Важно укусить человека. А что там будет с городом, всем абсолютно наплевать. Поэтому на эту тему я говорить не хочу.
Вторая сцена Мариинки
— Мы хотели спросить вас не только про Мариинский театр. Скажите, уместна ли, на ваш взгляд, современная архитектура в центре города?
— Уместна. А почему бы нет? Поезжайте в Чикаго. Поезжайте в Берлин разрушенный. Посмотрите на ту же архитектуру Перро и Мосса. Посмотрите, как сделан новый квартал около Рейхстага. Там он подчеркивает красоту и необычность старых зданий. Все можно делать, только с талантом! И конечно, не воровать так много, как воруют русские архитекторы и строители. 99% денег, которые отпущены на строительство, идут им в карман. Вот и все. В этом весь секрет. Ставить надо к стенке и расстреливать из пулеметов безжалостно. Тогда все будет в порядке.
— Допустимо ли сносить исторические здания в центре города?
— Думаю, нет. Потому что даже самый простой угластый переулок и большая улица с самыми обычными так называемыми домами венской архитектуры, ну доходными домами, является уже му-зе-ем, потому что нигде в мире подобного нет. Да, их надо реставрировать, реконструировать, но сносить их ни в коем случае нельзя. Это облик старого Петербурга. И модерн, и облик города Достоевского, и облик города Пушкина. Их не так уж много осталось. Это надо все сохранять.
Москва превратилась в провинциальный «Диснейленд». Или как там у них называется город в степи, в Америке, город развлечений? Лас-Вегас. Москва — это Лас-Вегас, только провинциальный! «Лучший портной Парижа», Парижская улица, ну и так далее. Провинция жуткая. Это уже не Москва. Она не пахнет Москвой. И от Кремля ничего не осталось. Это сплошная вывеска и реклама. В Питере есть свой аромат. Его надо сохранять.
И сохранять этот аромат должны люди, которые этот аромат чувствуют и любят. А не губят его и не строят высокие башни, чтобы какой-то новый… Тютькин забрался на эту башню и смотрел с высоты на всех на нас. Вот это безобразие.
«Аврора» и «Монблан»
— Вы говорите о тех людях, которые должны сохранять. А кого вы имеете в виду? Градозащитников?
— Прежде всего, главный художник города. Главный архитектор города. Архитектурный совет города. Да и мы, все граждане, которым должны показывать макеты и проекты будущих строительств в центре города и обустройства его.
Я был у Полтавченко на обсуждении центра города. Предлагается превратить центр в пешеходное место. Это очень даже просто. Только вопрос: а куда деваться автомобилистам? Это не решение проблемы. Или покрыть Конюшенную улицу оранжевыми пластиковыми щитами и поставить какие-то кофейни… Зачем? Когда Конюшенная улица и так прекрасна.
А вот построить в глубине квартала гигантскую парковку на шесть — на восемь этажей подземных и на восемь этажей вверх. Которая вместит все автомобили центра! Вот на это надо требовать вложения денег. Вот здесь наша алчность, наша жадность, тупость останавливает. Вот здесь мы строить ничего не будем. Мы лучше построим где-нибудь еще один торгово-развлекательный комплекс. И оттуда можно будет качать бабки. И, как этот Поплавский, или как его (видимо, имеется в виду Сергей Полонский. — Прим. ред.), который сейчас сидит в Камбодже, ехать на острова и пить там с бабами в голом виде. Вот и все.
И оставить центр надо в покое. Он сделан уже, сделан! А для того чтобы где-то подчеркнуть его красоту, тут надо думать. Да, есть здания, которые, понимаете, помешают где-то там. Но можно поставить рядом с этим домом после долгого обсуждения нечто такое, что подчеркнет красоту этого места.
— А вы можете привести примеры таких мест и зданий?
— Могу. Ну, например. Невский проспект. Дом книги. Там здание совершенно не в стиле Невского проспекта, совершенно выбивающееся из старой русской застройки. Но оно подчеркивает красоту всего того, что вокруг. Вот вам, пожалуйста.
Дом книги
— А может быть, вы назовете места в центре Петербурга, красоту которых еще нужно подчеркнуть, построив что-нибудь рядом?
— Я не архитектор. Я не могу ответить на ваш вопрос.
— Еще хотим спросить вас про Апраксин двор. Его собирались реконструировать под мощный, масштабный торгово-развлекательный комплекс…
— Вы понимаете, в чем дело. Я думаю, что все эти комплексы призваны набивать карманы всем этим олигархам, которые завладели большими богатствами. Хватит торгово-развлекательных комплексов, хватит!
— Теперь его хотят отдать под мелкие магазины и ремесленные мастерские.
— Совершенно правильно. Когда я приехал в Амстердам, меня привезли там в Апраксин двор. Я говорю: куда вы меня привели? Это же в Петербурге, точно такое же место. Мне говорят: что вы, что вы! Это дух старого торгового Амстердама. И действительно. Там можно курить анашу. Там можно курить коноплю. Там продаются наркотики. Только в этом месте.
Я не говорю, чтоб в Апраксином было то же самое. Пусть там будут лавки художников или кожевенные лавки. Чтоб там сумки делали. Вот у нас там можно было б сделать как раз прообраз старого Питера! С сеном, с лошадьми. С пивом. С борщом. С вод… Кабаки там могут быть. Могут продаваться какие-то самодельные вещи. Резьба по дереву. Шитье. Сапоги шьют. Вот такое могло бы там быть.
Я видел безумный проект перекрытия Апраксина двора стеклянным колпаком. А сколько на этом колпаке они бабок загребут себе в карман, все эти воры? Эти нувориши. Это же ужас! Не надо колпаков — они очень просто делаются. Дайте молодым людям девятнадцати-двадцати лет этот проект в руки, они вам такую красоту там наведут! Из этих старых одно-двухэтажных павильонов. Они превратят их в небольшие рынки, лавочки, маленькие сарайчики, кафе. Студии театральные. Там все можно сделать! Не надо никаких оранжевых пластиковых покрытий. Все это чушь собачья.
