Между домами Петроградской стороны вклинилась монументальная серая глыба дома эмира Бухарского. Здание смотрит на Каменноостровский проспект полукруглыми двухъярусными арками и витой замысловатой оградой. Кажется, роскошную пятиэтажную громаду высекли из цельного куска камня. «Карповка» сходила в гости к жительнице одной из коммуналок дворца восточного хана и узнала, как ей живется в комнате с камином, охраняемым КГИОП.

История и мифы

Дом на Каменноостровском проспекте, 44, построил в 1914 году скульптор Степан Кричинский. Заказал здание эмир (в мусульманских странах так называют правителя) Бухарского ханства Абдул-Ахад-хан. Поговаривают, что только земля обошлась покупателю в 312 тысяч рублей. Облицовку фасада делали из крупных глыб уральского мрамора. Это единственный дом в Петербурге, созданный из этой горной породы.

Есть несколько версий-причин происхождения дома. Например, его нередко называют дворцом эмира Бухарского, считая, что роскошное здание в стиле неоклассицизма хан построил лично для себя. По другой версии, он предназначался сыну и наследнику эмира — Сейид Алим-хану. Но он так и не стал полноправным владельцем, так как после Октябрьской революции сбежал в Афганистан. Третья версия гласит, что здание строили доходным домом, чтобы сдавать в нем жилье богатым квартирантам.

Дворец эмира быстро оброс несколькими городскими легендами. Одни утверждают, что в его стенах замуровано золото богатого восточного правителя. Родственница архитектора Кричинского заявляла, что у здания есть подземный тоннель, который соединяет его с Соборной мечетью на Кронверкском проспекте.

В 1994 году, когда дом занимали коммуналки, про него сняли документальный фильм. Тогда жильцы утверждали, что у дворца дурная слава — в одном из подъездов подозрительно часто люди умирали неестественной смертью. Там же одна комната была известна тем, что от трех поколений женщин, живущих там, ушли мужья.

Пытаемся попасть внутрь

У серого двора-пещеры дома Бухарского пять парадных. Две из них скрываются за узорчатыми дверями из цветного металла, которые прячутся друг напротив друга среди колонн. За одной из них — женская консультация, внутри которой однообразно стерильно — типичное медицинское учреждение. Находясь там, никогда и не скажешь, что находишься внутри дома-памятника регионального значения.

За вторую дверь, не успеваешь к ней подойти, вступается вежливый секьюрити (назвать его охранником кажется почти унизительным) в черно-белом классическом костюме.

— Сюда не попасть, весь подъезд — частный, — интеллигентно, но категорично заявляет мужчина и преграждает дверь в пятиэтажную парадную. За его спиной приветливо горит мягкий свет лампы, на светло-зеленой стенке белеет старинная лепнина.

— В этом подъезде уже не осталось ни одной коммуналки, все между собой поделили частники, — выкрикивает почти на бегу женщина про третью парадную. Одной рукой она держит ребенка, а другой — поводок сильного лабрадора, который стремительно тащит ее куда-то вглубь дворов.

Соседний двор, который одной стеной относится к дворцу эмира, не блещет великолепием. Привычный грязно-желтый цвет кое-где потрескавшихся до кирпича стен, двор заполонен окурками и мусором. За пластиковым окном первого этажа стучат по клавиатурам офисные работницы. Чуть повыше — причудливо разбитое стекло, зияющая часть которого наверняка создает в комнате эффект вечно открытой форточки.

Неожиданно из четвертого подъезда, который с внешней стороны можно открыть только пластиковой картой, выныривает сухенькая старушка. Она всячески делает вид, что ей некогда — спешит на работу. Но уходит медленно, нехотя бросая в воздух несколько отрывистых фраз.

— Тут весь подъезд в коммуналках и ничего никогда не изменится. Никому не нужно нас расселять. Узкий двор, машины ставить негде. Тот же самый отель, про который когда-то говорили, не сделать — невыгодно. Никому это не нужно. В любом случае, это не выкупят. Кроме того, многие просто не хотят отсюда уезжать — метро рядом, центр. А что нам дадут взамен? Квартиры на окраинах?

Нетипичная коммуналка

Просторную парадную опоясывает широкая лестница с балюстрадами. Над дверью по обе стороны от входа на специальном выступе стоят массивные скульптуры ваз с фруктами. Слева — заложенный кирпичом камин. На стенах за бежевым слоем краски то тут, то там проглядывает лепнина.

Между этажами на широких подоконниках ждут людей одинокие пепельницы. На каждом потолке парадной — снова лепнина. Рядом с одной дверью висит строгая именная табличка с фамилией жильца, около другой хаотично висят пять, словно прилепленных на липучку, дверных звонков.

Дверь, которая охраняет коммуналку на пятом этаже, кажется невзрачной. Но внутри квартира оказывается просторной и поражает нетипичной для коммуналок опрятностью. Яркий свет ламп, чистый линолеум, аккуратно покрашенные стены. Первое впечатление — обычная прихожая среднестатистической квартиры после недавнего ремонта.

— Раньше здесь все было гораздо хуже. Насколько я знаю, ремонт тут от наших ближайших соседей. Они — собственники, и, когда переехали сюда, за свои деньги привели все в порядок: отремонтировали кухню, колонку, ванную, туалет, — рассказывает Надежда Чумак, которая уже два месяца живет в этой девятикомнатной коммуналке с десятилетней дочерью.

От аэродрома до коммуналки

До коммуналки Надежда с ребенком два года жила за городом в съемной квартире, которую арендодатель пытался продать. Когда нашлись покупатели, пришлось съехать. Жилье искали срочно, поэтому, когда коллега предложил снять коммуналку в десяти минутах от «Петроградской», Надежда согласилась.

— Мой арендодатель — известный пилот, работает на аэродроме в компании «Взлетим.ру». Кроме того, он еще и фотограф. С самолета у него получаются восхитительные фотографии: рассветы, закаты, глории (оптический эффект на облаках), — рассказывает героиня. — Я из этой же фирмы, но работаю администратором аэродрома, хотя однажды пришлось заменить руководителя полетов.

Надежда приехала в Петербург из Луганской области три года назад. Столь необычную работу нашла тоже случайно: пришла подменить подругу на два дня, но в компании тогда не хватало людей, поэтому ее взяли.

Одно из самых ярких воспоминаний девушки за все время, проведенное в Петербурге, — это почти год жизни на аэродроме, рядом с семисотметровой взлетной полосой.

— Мы приехали в Петербург летом и первое время снимали загородный дом на три семьи. Потом один человек съехал, начало холодать, и платить вдвоем за электрическое отопление стало невозможно. Тогда снять жилье в черте города и заплатить риелтору было слишком дорого из-за сложностей на работе. И вскоре я с дочерью переехала в дом при аэродроме. В итоге за год я по звуку научилась определять, какой самолет летит.

— Самой большой трудностью во время житья была дорога. До ближайшей автобусной остановки — 3,5 километра полем, своей машины у меня тогда еще не было. Приходилось договариваться с жильцами, у которых есть автомобили. С одними уезжала, с другими — приезжала. А еще ведь приходилось отвозить дочку в школу.

Комната во дворце

Просторная комната, потолки под четыре метра с лепниной вместо плинтусов. Светло-зеленые обои, которые недавно поклеила новая хозяйка. Под цветным покрывалом прячется пугливая кошка Цессна [Cessna — фирма-производитель самолетов]. Ее Надежда приютила еще на аэродроме. Обычная комната. Разве что взгляд приковывает ярко-синий угловой камин высотой с подростка.

— Это объект культурного наследия регионального значения [дом эмира Бухарского вместе с пятью флигелями признан памятником, его охраняет КГИОП]. Он работает и, если проверить дымоход, то можно его топить. Правда, пришлось его закрыть, — Надежда показывает на фанеру, закрывшую полость камина-памятника. — Кошка несколько раз залезала внутрь и выгребала огромную кучу золы и сажи. Это была целая эпопея: достать почерневшую кошку, вымыть ее, а заодно камин и всю комнату.

— В коммуналке я живу впервые. Сначала мне было сложно представить, каково это — общая кухня и одна душевая на девять комнат, в которую по утрам можно попасть, отстояв 15 минут очереди.

Но, по словам героини, это все «бытовые мелочи», к которым постепенно привыкаешь. В остальном ей тут нравится.

— В первую очередь, повезло с соседями. В основном, здесь живут молодые пары, а в дальней от нас комнате — двое друзей. Порядок поддерживаем с помощью графика дежурств. Если честно, за два месяца я так и не познакомилась со всеми и не знаю, кого как зовут. Это раньше личная жизнь каждого была достоянием общественности, а сейчас у людей трепетное отношение к своему личному пространству, поэтому тут никто друг другу не мешает.

Еще один плюс этой коммуналки — плохая слышимость. По словам Надежды, в ее прошлом жилье можно было услышать, как говорят соседи за стенкой. А тут квартиранты играют на музыкальных инструментах — и ничего.

Общий быт в XXI веке

Чтобы попасть на общую кухню, нужно пройти по длинному и широкому витиеватому коридору. Там у каждого жильца своя плита и полки, на которых стоит утварь для готовки и посуда. Один «угол» оформлен новенькой сине-белой плиткой, другой украшен старой клеенкой. Ветхие тумбы, которые достались Надежде «в наследство», она решила преобразить с помощью обычной краски. По ее словам, «если старый стремный стол покрасить в белый, то он становится винтажным».

Единственный недостаток просторной кухни, в которой спокойно может разместиться несколько хозяев, — общая раковина. Естественно, она часто бывает занята. Но в этом, по словам Надежды, нет ничего страшного. Увидел, что занято — пришел через 15 минут и помыл.

У жильцов дворца эмира всего одно общее правило: если кто-то в душе, то посуду мыть нельзя. Водопровод в квартире смежный, поэтому, если на кухне включают горячую воду, то человек не может нормально принять ванну.

— Мне здесь однозначно нравится. Пока что не вижу никакого смысла менять жилье. Мне нравится жить в центре, меня поражает эта невероятная архитектура. Вечером все красиво подсвечивается, в Неве горят огоньки. Я не чувствую тут себя запертой. А недостаток зелени компенсирую работой за городом — выезжаю за КАД, а там деревья, все зеленое и красивое.